Страх Божий в терапии

Как теология помогает выражать удивление перед лицом неизвестного

КЛЮЧЕВЫЕ МОМЕНТЫ

— Религиозный опыт встречается намного чаще, чем можно себе представить.

— Подобные переживания очень трудно выразить, и поэтому они изолируют тех, кто их испытывает.

— Теология дает нам язык для выражения того, с чем мы сталкиваемся в такие моменты.

— Клиницистам важно изучать теологию, чтобы уметь говорить о религиозном опыте.

Давайте представим, что приходит клиентка, желая рассказать о недавнем переживании, но она колеблется и не знает, с чего начать. Возможно, женщина беспокоится, что то, что она скажет, прозвучит странно или даже бредово. Боится, что ее осудят или отвергнут. Она не знает, как объяснить увиденное, и даже не уверена, что вообще что-то видела. Ей не хватает языка, чтобы сформулировать свои переживания, и, когда ей предлагают рассказать больше, теряется и не знает, что ответить.

Судя по тому, что мы узнали, эта клиентка столкнулась с чем-то, что наполнило ее одновременно желанием и ужасом. Ее переполняло чувство благоговения, одновременно манящее и вызывающее тревогу. Объектом ее удивления было не что-то внешнее, а скорее внутренняя тоска, которая ощущалась как вызванная чем-то (или кем-то) за ее пределами. Автор ее переживаний остается неуловимым. Это выходит за пределы разума и языка. Ее удивление нельзя ни понять, ни назвать. Все, что она может сказать, — это то, что она была тронута до глубины души.

Религиозные или мистические переживания, хотя и редко обсуждаются, но встречаются довольно часто. Если воспользоваться термином, который встречается в работах Карла Юнга, то это встречи с нуминозным (numinous): чувства благоговения, ужаса, волнения и восторга, возникающие в результате столкновения со сверхъестественным.

Чтобы проиллюстрировать страх, вызываемый осознанием нуминозного, писатель К. С. Льюис попросил нас представить, что бы мы почувствовали, если бы нам сказали, что мы не просто находимся в присутствии «могущественного духа», но искренне верим в это. «Ваши чувства тогда были бы еще менее похожи на простой страх перед опасностью, но при этом сопровождались бы глубоким беспокойством. Вы почувствовали бы удивление и желание сжаться — ощущение неспособности справиться с таким посетителем и чувство прострации перед ним», — писал он.

Необъяснимое, как утверждал Фрейд, имеет глубокое психологическое значение. Оно указывает на то, что находится в глубине нас, на истоки и основы психологической жизни. И все же, поэт Ромен Роллан раскритиковал книгу Фрейда «Будущее одной иллюзии» за то, что в ней игнорируется значение мистического опыта для религиозной мотивации. Фрейд пояснял этот феномен. По его словам, подобные чувства объясняются желанием вернуться к беспредельности младенчества. «Океаническое» ощущение безграничности, связи, вечности коренится в детской иллюзии, что мы являемся центром космоса и таким образом разделяем неразрывную связь со всем сущим.

Возможно, мы согласны с оценкой Фрейда. По крайней мере, нам так кажется, когда мы отвергаем религиозный опыт. И все же, насколько не подготовленными мы оказываемся, когда к нам обращаются клиенты (или члены семьи, или друзья), утверждающие, что они столкнулись лицом к лицу с совершенно иным, сверхъестественным, божественным. Как нам рассказать им о том, чему они были свидетелями? Как ответить на их вопросы, тревоги  и страх?

В книге «Многообразие религиозного опыта» Уильям Джеймс (The Varieties of Religious Experience, William James) рассматривает подобные явления и психологические выводы, которые можно сделать, обращаясь к ним. Он описывает теологию как инструмент объяснения, который стоит в стороне от религиозного опыта. Но тем не менее, автор настаивает на том, что теологическая наука является важным средством для формулирования содержания иначе невыразимых переживаний. Соглашаясь с анонимным автором классического духовного текста «Облако неведения» (The Cloud of Unknowing), что мистика — это противостояние «чему-то, что вы не в состоянии описать, что побуждает вас желать неизвестно чего», Джеймс утверждает, что религиозное переживание страдает от «нездорового уединения», которое оставляет его «неспособным дать себе отчет».

Тут-то и проявляется потребность в теологии. Ведь если мы хотим помочь другим осмыслить и сформулировать загадочное, если мы хотим вразумить их метафизический ужас, мы должны прибегнуть к языку, способному описать его. Теология и есть этот язык. Или, лучше сказать, это пробел в языке, тщетная попытка назвать неназываемое и сказать то, что никогда не может быть сказано.

Описывая трансцендентное как то, что находится «за пределами утверждения и отрицания», богослов VI века Дионисий Псевдо-Ареопагит призывает нас «погрузиться в поистине таинственную тьму непознанного». Его «Мистическое богословие» призывает к «via negative», или отрицательному богословию, которое говорит о божественном, не имея возможности его выразить. Такая неспособность, как показывает Дионисий, — это путь, по которому мы движемся к пониманию сверхъестественного, того, что ускользает от нас, даже когда мы ощущаем его непреодолимое присутствие. Теология, таким образом, создает пространство для разговора о вещах, которые не поддаются выражению, способ назвать опыт, который был бы изолирован, если бы остался невысказанным.

Терапия тоже создает такое пространство. Поэтому крайне важно, чтобы мы, клиницисты, научились говорить на таком языке, который позволяет религиозному опыту, по словам Джеймса, «дать себе отчет». В противном случае мы рискуем оставить наших клиентов страдать от страха перед Богом в одиночестве.

Оригинальная статья: Matthew Clemente and David Goodman – The Fear of God in Therapy, December 2023

Перевод: Остренко Анна Александровна

Редакторы: Симонов Вячеслав Михайлович, Шипилина Елена Ивановна

Источник изображения: unsplash.com

Ключевые слова: психология, теология, страх, терапия, религия